О медиках.. Анна Кирьянова

Раньше у доктора не было стетоскопа.

Доктор обнимал пациента и ухом слушал его сердце. И пациента называл «голубчик» — в самом деле, как еще называть, если ты к кому-то прижался и обнял? У докторов, правда, и лекарств-то не было почти. Ни антибиотиков, ни сложных хирургических инструментов. Но пациенты все равно выздоравливали. И ходили к доктору на прием, чтобы он послушал тоны сердца и легкие. И доктор еще у камина согревал руки, чтобы холодными руками не трогать больного. Может, поэтому пациенты и выздоравливали даже от чудовищных болезней? И жили вопреки кишащим везде микробам и полной антисанитарии? Сегодня моя знакомая сходила к доктору — и пришла счастливая. Доктор сказал, что ничего страшного.
Всё недурно, недурно! Организм сильный и крепкий. А камушек — ну что ж, понаблюдаем, понаблюдаем. Скоро привезут такой аппарат, он через кожу будет дробить камушки. Медицина делает огромные успехи сейчас. И неизлечимых болезней почти не осталось. Надо правильно кушать, голубушка; вот я распишу вам диету. И гулять обязательно надо. А вот это лекарство вы купите — и оно непременно вам поможет. Просто чудесное лекарство, а стоит копейки. И не надо переживать, вы здоровая и крепкая женщина. Прямо цветущая для своих шестидесяти лет. Все будет хорошо. Это они зря вас напугали, негодники! Приходите через две недели; думаю, вы уже выздоровеете! Знакомая ушла счастливая. И почувствовала себя прекрасно. И с благодарностью посмотрела на свой цветущий организм в зеркало. Жить ей захотелось! И жить долго и хорошо. Вот Бехтерев тоже говорил: после общения с врачом должен быть прилив сил и улучшение настроения. Это главный признак хорошего врача. Даже если он не ухом слушает, а аппаратом смотрит. Но по-доброму, словно обнимает. И называет «голубушкой» — это ведь нетрудно! И вот это упоительная вечерняя история про хорошего доктора. 
У которого есть аппараты, стетоскопы, лекарства — но они у всех есть. А у этого еще есть сердце. 
Это для доктора главное.

© Анна Кирьянова 

Это давно было.

Девочки учились на медицинских сестер. Халатики себе подшили, приталили, надели шапочки. Очень все мило и красиво. А потом в приемный покой привезли беременную женщину, грязную очень. Женщину-бомжа в плохом состоянии. И как-то так вышло, что никого из врачей не оказалось рядом. И стремительные роды у этой грязной и отвратительной пьяной бродяги приняла одна девочка-медсестра. А остальные с визгом разбежались. Вроде как им плохо стало и затошнило. А эта девочка вся испачкалась, конечно. Картина жуткая. Но младенец родился живым и закричал нормально у нее в руках. Хотя тоже весь перепачканный всем, конечно. А потом с этой девочкой все перестали дружить. И стали ее брезгливо сторониться. И называть ее бесчувственной, вот как! Она еще во время этих страшных родов ругалась нецензурно от ужаса и напряжения; фу, как безобразно! Так она стала изгоем. А потом старый доктор-хирург к ней подошел и сказал: «Для врача главное — смелость. А потом — отсутствие брезгливости. А потом — сострадание. Но смелость — это главное! Быть тебе хирургом!». И она стала хирургом. И спасла много жизней. И это была грязная, наверное, работа. И жестокая. Но вот кто-то должен ее делать. На кого-то всегда свалят ответственность и убегут в белых приталенных халатиках, в локонах, манжетах и жабо. А потом вернутся и обвинят в бесчувственности. И скажут: какой ты грубый! И грязный! — тому, кто вступился и спас. Или попытался спасти. Убежать-то проще всего. И рассуждать проще всего. И говорить, что «все так далеко не просто! Пусть сами разбираются, сами виноваты, это не мое дело!». И другого ждать от этих людей нельзя — это они и есть бесчувственные, холодные и трусливые. А спасать и вмешиваться — иногда можно испачкаться и заругаться, это да. Но хорошо, что такие люди есть — 
что бы мы без них делали?..

© Анна Кирьянова